Обладатель титула «Лучший биатлонист ХХ века» Александр Тихонов, первый в истории мирового зимнего спорта победитель четырех Олимпиад подряд и герой проекта «Московских новостей» «Легенды», приехал на интервью за рулем «Роллс-Ройса» с четырьмя единицами на номерном знаке. Каждая из них символизировала первое место на зимних Играх — в Гренобле-68, Саппоро-72, Инсбруке-76 и Лейк-Плэсиде-80. Это достижение было повторено лишь однажды, и уже в новом веке.

«Чувствовал, что на прощание надо придумать что-нибудь этакое»

— Александр Иванович, в спортивном мире вы известны как любитель экспромтов и широких жестов. Ваш «Роллс-Ройс» — один из них?
— Все дело в том, что я никогда не стеснялся большой аудитории. Могу хоть спеть, хоть стихотворение рассказать. Диск со своими песнями однажды выпустил. Бог талантами не обидел. Я никогда не ограничивался одним биатлоном, всегда дружил с людьми из самого разного круга: спортсменами из других видов спорта, артистами, поэтами, художниками. Понимаю, что для нынешнего поколения, завязанного только на призовых и собственных успехах, это дикость.

— Один из самых известных ваших жестов — это когда на финише эстафетной гонки чемпионата мира 1977 года вы подняли над головой винтовку и после финиша с размаху бросили ее в снег. Тоже экспромт?
— Конечно! Это был последний турнир, где использовался боевой калибр винтовок. И я чувствовал, что надо на прощание придумать что-нибудь этакое. На финише трасса уходила за большой дом, и около 300 метров спортсменов вообще не видно. Оглянулся: сзади никого нет, все, мы — чемпионы. Пока неторопливо снимал палки и ремни, все начали беспокоиться: где русские-то? И тут появляюсь я: палки в одной руки, винтовка над головой.

— Не боялись, что за такое всю команду дисквалифицируют из-за несоблюдения техники безопасности?
— Техника безопасности — это одно, но я же еще финишировал без винтовки, которую бросил через линию финиша. Обошлось, все поняли, что в такой момент можно закрыть глаза на формальности. У этой истории, кстати, было продолжение: уже задним числом выяснилось, что при броске пострадало деревянное ложе винтовки — оно треснуло. И с этим треснувшим ложе я выиграл через несколько дней еще и чемпионат СССР. А обнаружил это только после завершения соревнований.

— Отремонтировали сами?
– Мог бы и сам! А что вы смеетесь? Был случай, когда на соревнованиях в Швеции пришлось вытачивать сломавшийся боек. Запасных с собой не взяли, и я вспомнил, что моя первая детская специальность — токарь.

— Какая из четырех побед на Олимпиадах для вас самая дорогая, какую медаль хотели бы сохранить при любых жизненных обстоятельствах?
— Наверное, первую, в Гренобле-68. Я был еще юниором, всего второй сезон занимался биатлоном. Сначала был чемпионат мира 1967 года, где удалось выиграть первый этап эстафеты и получить серебряную медаль. А потом сразу — Олимпиада.

— Сейчас перед Играми команда проходит через специальную церемонию проводов, встречи с первыми лицами государства. Как происходило у вас?
— Я бы употребил выражение «более ответственно». Сейчас все это напоминает какое-то шоу. Да, у нас тоже были приемы перед отлетом — в том же ЦК комсомола. Но мы ждали этого! При этом никакого пафоса не нагнеталось. Мы и так понимали, куда мы едем и за что будем воевать. Мы чувствовали, что за нами стоит огромная страна, которая будет болеть за нас. Было ощущение, что мы должны подарить праздник. Помню, мы с ребятами после поражений специально брали билеты на ночные самолеты — лишь бы не попасться на глаза людям. Ведь кто такие спортсмены? Спортсмены не производят никаких ценностей! Наша задача — делать народ счастливым.

— И такие мысли никак не нервировали?
— Перед стартом бессонные ночи точно случались. Я же в Гренобле совсем мальчишкой еще был, 21 год! А мне доверили бежать первый этап на Олимпиаде! После второго огневого рубежа уходил вторым, а в конце выиграл у шведа более 40 секунд. И в итоге мы стали чемпионами. По ощущениям это было что-то потрясающее. Пожалуй, только тогда я понял, что биатлон — это уже на всю жизнь. Помню, после победы купил легендарную 21-ю «Волгу» и рассекал на ней по всему городу.

— Нет осадка, что на четырех Олимпиадах выигрывали только в эстафетах, а личная победа так и не далась в руки?
— У меня и так есть пять индивидуальных золотых медалей на чемпионатах мира. Если бы я еще и все Олимпиады забирал, то никому бы ничего не доставалось (смеется). Если серьезно, я человек верующий. На всех четырех Играх у меня был самый серьезный шанс. Но, видимо, Богу так угодно. Значит, так и должно случиться. Хотя в глубине души есть небольшое сожаление, что скрывать. Выигрываешь до, выигрываешь после, а на самой Олимпиаде что-то случается. Именно поэтому хочу пожелать русским ребятам в Сочи обязательно выиграть хотя бы раз: ведь наша страна — единственная в мире, кто имеет серию биатлонных побед на Олимпиадах с 1964 года.

«Всегда выпивал, но никто и никогда не видел меня пьяным»

— Наверное, не раз за последнее время вы слышали что-то вроде: «Да что там в ваше время выигрывать-то было? Отставания по две минуты, три команды в конкурентах!»
— Слышал. Спокойно к этому отношусь. Самое забавное, что произносят это только в России и только те, кто сам никак выиграть не может. Я спрашиваю обычно: что же при такой конкуренции тот же норвежец Бьорндален все равно выиграл шесть золотых олимпийских медалей? Или как тогда удалось повторить мое достижение — четыре победных эстафеты подряд — немцу Рикко Гроссу? Может, не в конкуренции дело, а в личностях? В конце концов, у Пушкина тоже не было конкурентов. Гением и олимпийским чемпионом надо родиться, никакой труд не заменит внутреннего дара.

— Как раз в ваше время на первые роли начали выходить немецкие биатлонисты — в первую очередь из Восточной Германии. Вы тогда не догадывались, какими методами это происходит?
— Я не очень люблю на эту тему рассуждать. Да, был однажды единственный случай: случайно открыл дверь, а там одному немецкому биатлонисту из огромного шприца инъекцию делают. Тут же их доктор подскочил, замахал руками... Но меня это не заинтересовало тогда и не очень интересует сейчас. Я как-то всегда больше собой занимаюсь.

— Вы сами что использовали?
— Исключительно естественные методы. Никогда ничего не принимал — никаких таблеток: ни в виде витаминов, ни в виде капсул. У меня была своя методика. Мед, мумие, орехи, настои — до сих пор на лоджии постоянно лежат сборы разных трав. На каждый сбор привозил банку черной икры. Все за свои деньги, за свой интерес. Есть категория людей, немало таких по жизни встречал, которые имеют миллионы, но кусок хлеба все равно будут просить у других. Я привык рассчитывать только на себя.

— Ходят легенды, как советские спортсмены в перерывах между изматывающими сборами и соревнованиями умели расслабляться.
— Я всегда выпивал, не скрою. Но никто и никогда не видел меня пьяным.

«На пятую Олимпиаду меня не пустили»

— У вас репутация человека, который не выбирает выражений и рубит правду-матку, как он ее понимает. Тяжело жить с таким свойством характера?
— Тяжело. Всегда был таким, и всегда это мешало во взаимоотношениях с людьми. Если человек в команде был не прав, я мог поставить на место. Иногда приходилось учить уму-разуму с помощью кулака. Бил крепко, на всю жизнь.

— Это по каким поводам?
— Когда человек не понимал, в какую команду он попал и какую страну представляет. Сегодня ты безвестный «Вася», а завтра — чемпион мира, олимпийский чемпион. На тебя равняются, мальчишки хотят быть похожими, с тобой связано имя целой страны. Но знаете, что самое интересное? Как бы мы ни воевали с человеком, почему-то в тяжелые моменты на помощь приходил только я. У меня всегда были деньги. И я всегда умел делиться. Правда, с тех пор, не буду обманывать, немного изменился. Очерствел. Слишком часто мною пользовались.

— Комментируя у нас в редакции свои архивные фотографии, вы обмолвились, что на пятую Олимпиаду — в Сараево-84 — вас намеренно не пустили.
— Уже в 1979 году меня не хотели брать на чемпионат мира. Старый, 32 года! Воевать за себя пришлось по полной программе. Раз пять заходил в кабинет к Альберту Ивановичу Поморцеву, который тогда был начальником управления зимних видов спорта Госкомспорта. Тот в конце концов не выдержал: «Ладно! Скажи мне как сибиряк сибиряку: медаль у тебя будет?» — «Будет. Причем будет единственной во всей команде». Как часто бывает, оказался прав. На свою последнюю Олимпиаду в Лейк-Плэсид 1980 года тоже пробивался с боями. В общем, стало понятно, что еще четыре года мне отбегать не дадут. Хотя я бы очень этого хотел.

— Когда уходили из спорта, понимали, что вас ждет?
— Особых сюрпризов не было. Прекрасно понимал, что рады мне в биатлоне не будут, постараются затереть так, чтобы уже никогда не высунулся. Но я знал, что все равно не пропаду. Я же деревенский мальчишка, бросил школу в седьмом классе только потому, что увидел плачущую мать. Бедно жили, впроголодь. Устроился учеником токаря. Все, что заработал, принес домой. Попросил только у мамы: «Можно, я куплю пряников?» Взял наволочку, купил килограммов 10, а они — как камни. И мы с пацанами пошли на речку. Сидели на берегу, отмачивали их в воде и ели. После такой школы жизни уже ничего не страшно.

Евгений Слюсаренко, "Московские новости"